Интервью с Андреем Мерянином. Часть 1. Андрей

Расскажи о себе - немного биографии, а то я о тебе вообще ничерта не знаю, как и многие другие. Где родился, кем вырос, как учился?

Привет! Родился я в Костроме, в детстве жил в Александрове и Москве, учился в советской школе, рисовал стенгазеты к 7 ноября и 9 мая, стоял в очереди в Мавзолей, наблюдал кортежи Брежнева, когда ходил в кинотеатр Пионер на Кутузовском, лазил с пацанами по задворкам иностранных посольств там же на Дорогомиловской заставе, фарцевал модельками и жвачками, что видимо и повлияло на мое критическое отношение к официозу.

Летом как все дети ездил в деревню к бабушкам и дедушкам в Мещёру, Владимирскую и Костромскую области, что тоже, как я теперь понимаю, сформировало мой круг интересов. В общем, вел жизнь типичного советского ребенка.

С раннего детства любил много рисовать, поэтому родители отдали меня в детскую художественную школу при Союзе архитекторов СССР. Это и определило мою дальнейшую стезю. В 1990 году, после неудачной попытки поступления в Театрально-художественное училище я пошел в ВПУ (высшее производственное училище) с художественным уклоном, оттуда в Московский художественный лицей и после него в Строгановский художественно-промышленный университет, в котором закончил отделение Декоративно-прикладного искусства. Все это было в 90-х годах. С нами учились ребята разных национальностей, из разных стран. Мы общались, знакомя друг друга со своими народными традициями, вместе придумывали различные проекты, так я увлекся этно-искусством.

Дизайн для одежды андеграундного лейбла New Pagan Universe. 1997 год.

В дальнейшем в 2000-ых годах искал свой стиль в рамках неославянского направления, пока в 2009 году не прочел в сети про эстонских этнофутуристов и понял, вот оно – моё!

Чего тебя потянуло в неомерянство? Три ключевых причины, толкнувших тебя на путь «мерянского этнофутуризма», как ты его называешь?

Все началось с интереса к дохристианским верованиям. В июне 1993 года на развале у Музея Ленина на Манежке я купил «Велесову книгу» под редакцией Асова, кажется, это было самое первое её издание в России. Через месяц, в июле, я отправился на художественный пленер по Волге. Шел по Волге, Шексне, Свири, Онежскому и Ладожскому озерам на теплоходе, писал этюды с однокашниками и читал «Велесову книгу». Только представь себе, туманные пространства Валаама, исполинские башни Кирилло-Белозерского монастыря на озере Сивер и строки — «Вот, Старград оставив, пошли они к Ильмер озеру и там сотворили град другой Новый, и там мы и сейчас пребываем. И тут Сварогу, первому Пращуру, молимся среди источников Рожаниц».

Мурашки по коже!

Потом, в 1994 году на развале у Гостинного двора в Питере я купил подборку журналов «Волхв» издаваемых Дедом Остромыслом (Виктор Николаевич Безверхий). В числе этих журналов была книга вологодского историка Александра Кузнецова «Языческая топонимия Заволочья». Она вышла под обложкой этого журнала. Эти две книги, «Велесова» и Кузнецова повлияли на меня самым кардинальным образом. Потом был, как сейчас говорят, буккроссинг, обмен книгами со знакомыми. В ходе этой практики мне в руки попали книги американского антрополога и этноботаника Теренса МакКены, начался период увлечения шаманизмом и, как сейчас говорят, религиозностью доиндоевропейского субстрата Европы.

После окончания университета я вернулся к неославянской теме, проводниками в которую для меня стали Вадим Казаков, Илья Черкасов (волхв Велеслав) и Богумил Гасанов (волхв Богумил). Этому направлению я посвятил 10 плодотворных лет. Я был участником многих обрядов, походов по городищам, курганами, «святым камням» в Калужской, Брянской, Московской областях, международных конференций, встреч, концертов и выставок, самые запоминающиеся из которых были в Киеве в 2003 и в Минске в 2010. Был пропагандистом музыкального фольклора, издателем, плодотворным блогером, первым кто открыл широкой аудитории наследие западных славян (еще до появления в ЖЖ nap1000, и статей на эту тему у Льва Прозорова) оформил как дизайнер массу книг и журналов.

Все эти увлечения и практики незримо накладывались на мои ранние детские впечатления, историю моей собственной семьи. Неким поворотным толчком для меня послужила поездка в Ростов Великий в 2008 году. Там богатейшая коллекция древнерусской археологии. Я бродил по залам ранней истории Ростовской земли и читал на аннотациях – меря, меря, меря.

У избы XIX века в ныне не существующей деревне Скребыкино. 1993 год.

Стоп, помню в 1993 году мы с отцом в очередной раз поехали к нашим родственникам в деревню в Сусанинском районе (Костромская область) пошли купаться на Шачу и я спросил, пап, а что это за название такое, Шача? А это мерянское, ответил он, тут меря жила. Потом, вечером, баба Галя достала из русской печи вареную картошку, мы ели ее со сметаной и запивали парным молоком, и я все смотрел на ее курносое скуластое лицо и думал, меря, может мы их потомки? А в окне догорал августовский закат над Сусанинским болотом. В этом же году у меня вышло несколько материалов на эту тему. С этого момента славянское в моих интересах стало плавно перетекать в мерянское. На этот переход повлияло и общее опопсение родноверческого движения к началу 2010 годов, все, что было надо, я для себя узнал, и не видел больше «глубин».

Весной 2010 года я основал медиа проект Merjamaa и придумал собственное художественное и мировоззренческое направление «мерянский этнофутуризм». Если кто не знает, этнофутуризм как художественное течение и мировоззрение на российских пространствах сформировался в Удмуртии и Марий Эл в 1990-ых годах. Удмуртские и марийские художники-концептуалисты, озабоченные ретрансляцией традиционной народной культуры в современность, воспользовались идеями, которые ранее, в конце 1980-ых годов, сформулировали эстонские художники. Вкратце основы этого направления можно обозначить так: это способ выживания традиционной культуры, которая находится сейчас в глубоком кризисе.

Таким образом, возникновение и развитие мерянского этнофутуризма — это в какой-то степени плод моего личного кризиса этнической самоидентификации. Начиная со знакомства с «Велесовой книгой», я считал себя русским славянином, но потом, внимательно присмотревшись к себе, близким людям, к истории земли в которую ухожу корнями, понял, что нет, русский-то русский, но не славянин. Меря. Вокруг Merjamaa быстро начала собираться неформальная тусовка читателей, краеведов, журналистов, писателей, историков, художников, оказалось, что многие люди на пространствах от Москвы до Вологды и Вятки разделяют идеи, которые я считал «глубоко личными».

Так появилась новая органика, новый прото-социум, историософия, стиль, в которых разные люди, идеи и формы вплелись друг в друга, и возник наш собственный мифологический и ритуальный подтекст. Пожалуй, мерянских этнофутуристов можно назвать шаманами XXI века. И это не случайно, средневековый кудесник, шаман, был философом, врачом, психологом, жрецом и художником одновременно. Мы ищем исконный, утерянный древнерусский, великорусский Образ. А мерянский он потому, что угадывает его в давних финно-угорских предках, в мерянских предках, в традиционной северной среде обитания, в переживаниях прошлого нашего Верхнего Поволжья. Многие нас критикуют за обращение к финно-угорскому субстрату, «народному православию», «регионализму» и мягко говоря, не любят, считая, что неомеря «раскалывает русскую нацию».

Первый мерянский съезд в Плёсе. Алабужское городище мери. 2013 год.

Я же, наоборот, убежден, что обращение к мерянской истории обогащает русскую культуру. Вернее, даже, является ключом к пониманию «великорусскости». Поэтому направление наше глубоко почвенное и патриотичное. Городища, на которых жили предки, удивительное искусство нашего средневековья, простая и теплая бабушкина молитва, наивная иконопись городецкого стиля, резной наличник с драконами, «синие камни» и «паны», финно-угорское языковое наследие в наших верхневолжских диалектах, универсальные архетипы, все это корни мерянского этнофутуризма, нового взгляда на «русскость».

Где ты сейчас живёшь?

Живу в Москве, но в последние годы часто и надолго уезжаю по работе западнее Смоленска. Живу в пространстве между Москвой и Балтией.

Ты участвуешь в каких-то неомерянских религиозных действах, если таковые у вас приняты?

Участвую. Мы собираемся активом, каждый год приезжаем из разных городов в Ростов Великий на осеннее Равноденствие и в некоторые другие даты. На Равноденствие у нас обряд «Огонь предков», в этот день активисты (и не только мерянские, еще и марийцы, и представители других финно-угорских народов) зажигают на различных исторических местах (городищах, валганах, урочищах) огни в память своих предков. Наш «кунд» — сообщество, собирается на Сарском городище (изначальный летописный Ростов). Там у нас есть свое «намоленное» место — «кереметь» или «шилык» — мольбище. В другие даты мы ездим или на Сарское, или в другие сакральные места, коих в округе Ростова великое множество, например на «Свагуновский синь-камень», «гору Марьи-святой», на озеро-Годен, «Конда-памаш» — источник в Кондаково, или на «Трясловскийй валун».

Небольшой оффтоп

Книга “Мерянский язык”. 2019 год.

В рамках неомерянской ритуалистики мы используем мерянские мифологические термины, и небольшие обращения. Это стало возможным благодаря нашей работе над ревитализацией мерянского языка которая идет с 2013 года. В рамках проекта, в котором участвует мой друг, этнограф и языковед из Кохмы Васка Шемтолгай, мы выпустили уже две книги (последняя вышла в 2019 году). Реконструированы имена Богов, названия праздников, основные религиозные понятия и термины. А также дохристианский мерянский именослов в котором 256 аутентичных мерянских имен. Разумеется, это не фэнтези и не прямое копирование марийского или вепсского языка. В основе каждой реконструкции лежит научный метод, многие формы были реконструированы академиками-мерянистами О.Б.Ткаченко и А.К. Матвеевым, и другими академическими исследователями мерянского языкового субстрата. Часть слов наши собственные «находки» из верхневолжской топонимимки и ономастики. В работе над Именословом очень помог труд академика С.Б. Веселовского «Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии». Мерянский именослов реконструирован путем сопоставления субстратных неславянских древнерусских имен из “Ономастикона” Веселовского с верхневолжскими региональными (редкими русскими фамилиями, имеющими основной ареал в Верхневолжье), верхневолжскими субстратными антропотопонимами (данные топонимы возникли на основе имен, фамилий и прозвищ первопоселенцев, землевладельцев и иных категорий людей) и волго-финским именословом марийского языковеда С.Я. Черных.

Кроме словаря я в прошлом году замахнулся на мерянскую поваренную книгу. Реконструировал на основе верхневолжской этнографии в сравнении с рецептами марийцев, коми и вепсов «мерянскую кухню».

Все это, вместе взятое — словарь, именослов, перечень рецептов — по своей важности можно сравнить с выходом первого «Славянского именослова» Вадима Казакова в 1994 году.

Хотите узнать больше, купите в «Циолковском» или «Русской деревне» нашу с Ваской книгу «Мерянский язык».

Камень-крестовик на Мережке. С съемочной группой канала “Культура”. Ивановская область. 2014 год.

Помимо общих встреч каждый год проходит много частных, личных «мерянских хаджей», поездок по сакральным местам, личных молений, в том числе и домашних. Каждый год осенью зажигаю огонь в московском Коломенском у одного из камней-чашечников, поднимаюсь на Дьяковское городище, езжу на малую родину в Кострому, где посещаю места Силы, связанные с собственными предками, погост в Соболево, Мауровскую гору рядом с Домнино. Топонимы с корнем -маур, кстати, один из сакральных мерянских маркеров, Маура в переводе «земляная гора», в ареале ИМЗ существует 18 таких «горок», 15 из которых над реками. По-видимому, в древности они были связаны с празднованием «Кукуя» — летнего Солнцестояния, и некоторые из них в данный момент почитаются, самый известный пример вологодская гора-Маура где лежит камень-следовик. Регулярно посещаю Унорожское городище, «Шемякину гору» в Галиче, Авраамиево-Городецкий монастырь с его городищем над Чухломским озером, «Горячий-камень» в Коровново и «камень Божья-стопка» в Солигаличе. Все эти, и множество других мест Силы, давно оправославлены, но лично для себя я чисто языческие и православные места не разделяю, поскольку все они связаны с историей мери. На камне или городище зажигаю огонь, в церкви ставлю свечу, в «святых источниках» купаюсь, везде оставляю монеты, обязательно «белого» металла. Одной из самых необычных практик, которые у меня были — сон на лесном кладбище. У нас в Соболево (некогда село-центр прихода известного с XVII века и входившего в древний Шачебольский стан) в лесу целёхонькая церковь, между прочим, Никольская (очень люблю «никольские» места), там мои предки похоронены. В одно из посещений, в теплый сентябрьский денек я там, на лужайке забылся пророческим сном. Всем советую, ничто так не укореняет в мерянстве как сон у лесной церковки.

Тӱня кумалтыш (Всемарийское моление) Куженер район Нурсола ял воктенсе Ош куэр ото. Республика Марий Эл. 2018 год.

Периодически выбираюсь в Марий Эл и Кировский область на моления «Марий йула» — Марийской традиционной религии. Марий йула мне близка не только потому, что мари самый близкий, можно сказать братский мере финский народ, но и потому что я сам наполовину вятский мари по маме. Молился на священной горе Чумбылат и у могилы Акпатыра в Кировской области, в нескольких «мер-ото» в Марий Эл, участвовал в домашних молениях в гостях у уважаемых людей, в том числе картов (жрецов Марий йула). Помимо финно-угорского, великорусского народно-православного сакрума мне близка традиция балтов, много раз участвовал в обрядах традиционалистов Латвии.

Выставка Merjamaa - Залесская земля в Переславском музее-заповеднике. 2015 год.

Ты ведь являешься довольно популярным художником. С самого детства не прекращал писать? Есть какой-то момент, в который ты сказал себе «да — я само реализовался как художник»?

У нас мерянская художественная коллаборация с моим другом Валентином Константиновым из СПб, в рамках которой мы концептуально и визуально развиваем этнофутуристическое художественное направление. Но это он у нас в прямом смысле живописец, а я компьютерный график. Я не пишу красками, не рисую карандашом, весь процесс происходит на компьютере с использованием графического планшета. Но рисую и пишу тем или иным способом я с самого детства по сегодняшний день. Момента, когда я сказал себе стоп, пожалуй, не было никогда. Потому что с этой сферой связана и моя основная профессия, я графический дизайнер. Бывают только перерывы в мерянском творчестве, иногда по полгода, когда я ничего не рисую, а только накапливаю впечатления и мысли. При этом творческая самореализация продолжается в рамках ежедневного рабочего процесса.

Источник: https://pantheon.today/paganka/merja/